Бухарский эмир Абдул Ахад и его наследник будущий эмир Алимхан
Вмешательство царской России во внутренние дела Бухарского эмирата постепенно ставило страну в полную зависимость от самодержавия. Эмир мало вникал в сущность торгово-экономических сделок. Его интересовала собственная выгода: стал ездить на Кавказ по железной дороге через Кисловодск, лечился в Железноводске и Кисловодске, посещал Петербург. Открытие железной дороги на Оренбург в 1905 г. еще более облегчило его личные контакты с русским двором, петербургской аристократией. Вскоре он получил звание генерала от кавалерии русской армии, а также придворное звание генерал-адъютанта и сделался почетным казачьим атаманом Терского казачьего войска, шефом 5-го Оренбургского казачьего полка, кавалером высших русских орденов. Его наследник, будущий эмир Алимхан, был полковником русской армии, имел придворное звание флигель-адъютанта и титул «светлости».
Бухарские эмиры обзавелись собственностью в России: дача-дворец в Крыму и дачи в Железноводске и Кисловодске, дом в Петербурге. По образцу русских царей они учредили ряд бухарских орденов, от скромных медалей до осыпанных бриллиантами золотых звезд, получили титул «высочество» вместо прежнего «степенство». В глазах русской аристократии они стояли выше великих князей и были коронованными особами. Большой вес имели бухарские эмиры и в русских финансовых кругах как крупные капиталисты. Капиталы эмира составляли 27 млн. руб. золотом в Государственном банке и около 7 млн. в частных банках, а по торговле каракулем он занимал 3-е место в мире. В глазах мусульманства имя эмира было окружено известным почетом. В тайне от царской дипломатии эмир дал несколько сот тысяч руб. золотом на постройку хиджазской железной дороги (от Малой Азии до Мекки). Сановники эмира – кушбеги и верховный судья – пожертвовали тоже по 150 тыс. руб. золотом.
Во внутренней политике власть эмира почти не подвергалась никаким ограничениям. Бухарский эмир чеканил свою монету, его имя провозглашалось на общественной пятничной молитве, он имел собственную армию, которая была малочисленной (10-11 тыс. человек различных родов оружия), но расходы на содержание ее ложились на плечи населения. Командированные в 1881 г. по просьбе эмира Музафарэтдина русские офицеры обучили воинские части русскому военному строю, сформировали новые воинские части и ввели русскую команду. Личный конвой эмира был хорошо вооружен, имел воинскую выправку и обмундирование по типу Терского казачьего войска. Остальные воинские части по обмундированию и выучке представляли собой беспорядочную толпу и имели ружья образца конца XVIII – начала XIX в., заряжавшиеся с дула. Артиллерия была примитивная, офицеры вербовались из нижних чинов или прислуги эмира, часто были неграмотными.
В Петербурге эмир часто добивался от царя в подарок то винтовки, то орудийные конные батареи с боеприпасами. В конфликтах между эмиром и туркестанским генерал-губернатором бюрократия часто поддерживала Бухарского эмира, который задаривал ее подарками. С 1907 по 1910 гг. два генерал-губернатора – Мищенко и Самсонов безуспешно пытались провести реформы во внутреннем управлении Бухары.
С развитием капиталистических отношений в Бухарском эмирате произошли социальные изменения. В кишлаках начался процесс классовой дифференциации: появились посредники, так называемы «партионщики», которые скупали у населения хлопок и продавали фирмам. Произвол ростовщиков и скупщиков, а также недостаток орошаемых земель ускорили процесс обезземеливания дехкан, которые становились батраками. Иногда они бежали в Туркестанское генерал-губернаторство на сезонные работы на полях, заводах, железной дороге и у частных лиц. Уезжали безземельные крестьяне в Хиву, Афганистан, Кашгар.
Своеобразные отношения сложились у бухарских властей со скотоводами-кочевниками. Правительство считало их «разбойниками». Во время волнений кочевников подкупало их вождей и уговаривало прекратить выступления. Жизнь кочевников усложнилась в связи с появлением железных дорог и поселений, отдачей в концессии степных пространств. Сужались места их перекочевок, непосильный закят деньгами взимали с них чиновники.
С проникновением русских промышленных изделий ухудшалось положение местных ремесленников, продукция которых не выдерживала конкуренции. Более других сохранилось гончарное ремесло по изготовлению простой недорогой посуды, плотничьих и столярных изделий, местных ювелирных украшений. Некоторые из них становились рабочими на фабриках.
Развитие капиталистических отношений затронуло и бухарскую феодальную власть. Имея политическую власть, она не могла противостоять новой нарождающейся буржуазии, сосредоточившей в своих руках богатство. Появились городские и сельские предприниматели, пускавшие в оборот сотни тысяч, а то и миллионы рублей, имевшие прибыльные акции, ценные бумаги, облигации, вовлеченные в мощный оборот российского капитала. Проведение железных дорого упрочило их положение и увеличило их капиталы. Они возводили богатые дома в европейском стиле, обставленные дорогой мебелью, с отоплением и электричеством, с самоварами, с телефонами и другими признаками современного быта.
Это была молодая туркестанская буржуазия. Она играла подсобную, посредническую роль, находясь в услужении у русской буржуазии. Она полностью зависела от русского капитала и русской военщины, и в сложившемся общественном производстве ни в политическом, ни в социальном, ни в экономическом отношении самостоятельного положения не занимала. Это обусловило двойственность ее положения. С одной стороны, она тянулась к прогрессу, к новому образу жизни, стремилась не отстать от века и даже наверстать упущенное, заимствовать русскую культуры, а через нее и европейскую. С другой стороны, цепко держалась за старое, боясь, что новая культура, новый образ жизни поколеблет вековые устои мусульманской психологии, подорвет ее положение и лишит привилегий.
Феодальные чиновничьи элементы, нуждаясь в деньгах, враждебно относились к отмене феодальной эксплуатации, к эмиру, продававшемуся «кафирам-урусам». Бухарское духовенство и учащиеся медресе, опасаясь потерять свое положение и доходы, обвинили эмира в продажности. В 90-х годах духовенство выразило протест Абдул-Ахаду, после чего он удалился в Кермине и поклялся никогда больше не возвращаться в Бухару.
Выразителем буржуазной оппозиции, выступавшей против феодальных порядков в Бухарском эмирате, являлся Ахмад, сын Насира, известный как Ахмад Дониш («знание») или Ахмади-калла («головастый»). Он родился в 1827/28 г. в Бухаре. Закончил медресе и был придворным астрологом эмира Музафарэтдина. Ахмади-калла изучил нравы двора, разоблачал пороки существующего политического строя. Трижды побывав в Петербурге в качестве члена эмирского посольства, он проникся мыслью о необходимости проведения реформы, распространить в эмирате светские знания. Его труд «Навадир-уль-вакои» («Редкости происшествий») затрагивал социально-экономические проблемы Бухары, а «Тарджума-ал-ахвали амирани Бухара-и-шариф» («Жизнеописание эмиров священной Бухары») был посвящен историческим событиям Средней Азии.
Причину отсталости Бухары от передовых европейских стран он видел в неограниченной власти эмира и произволе его правительства. Упадок в культуре он объяснял пороками косного феодального общества. Его труды, выражавшие интересы новой, порожденной капитализмом буржуазии, не были изданы. Ахмади-калла считал, что проводником реформ должен стать сам эмир.
В поддержку реформ в эмирате выступала и местная буржуазия. Ее представителями были крупные промышленные предприниматели Вадьяевы – владельцы 11 собственных и 20 арендованных хлопкоочистительных заводов, Пинхасовы и др.
РУБРИКИ ПО ТЕМЕ:
-
«СВЯЩЕННАЯ БУХАРА»
-
«ДИНАСТИЯ ШЕЙБАНИДОВ» I-V-часть
-
«ДИНАСТИЯ АШТАРХАНИДОВ» I-III-часть
-
«ДИНАСТИЯ МАНГЫТОВ» I-часть
-
«ДИНАСТИЯ МАНГЫТОВ» II-часть
-
«ДИНАСТИЯ МАНГЫТОВ» III-часть
-
«ДИНАСТИЯ МАНГЫТОВ» IV-часть
-
«ДИНАСТИЯ МАНГЫТОВ» V-часть
-
«ДИНАСТИЯ МАНГЫТОВ» VI-часть
-
«ДИНАСТИЯ МАНГЫТОВ» VII-часть
-
«ДИНАСТИЯ МАНГЫТОВ» VIII-часть
-
«ДИНАСТИЯ МАНГЫТОВ» IX-часть
-
«ДЖАДИДЫ И КАДИМИСТЫ»