ИШРАТХАНА — САМЫЙ ЗАГАДОЧНЫЙ МАВЗОЛЕЙ  САМАРКАНДА КОТОРЫЙ НИКОГДА НЕ РЕСТАВРИРОВАЛСЯ… 

Уровень культурной жизни Самарканда после низвержения и убийства в 1449 году Улугбека уже не мог конкурировать с гератским. При Абу Саиде (1451-1469 гг.), пришедшем к власти при поддержке узбеков Абулхайра, в Самарканде не находят себе места светские науки и прекращается подлинно научная деятельность. (Абу Саид – внук Мираншаха по линии его сына Ибрахим Султана). После того, как на престол вступил сын Абу Саида царевич Ахмед (1469-1494 гг.), о котором в «Бабур-намэ» упоминается, что он «никогда ничего не читал и был необразован», особенно усилилась роль Ходжа Ахрара, главы ордена Накшбандия, тем более, что Ахмед был воспитанником Ходжа Ахрара. Человек ограниченный, но прекрасный наездник, превосходный стрелок из лука, кутила, Ахмед почти всю полноту власти предоставил Ходжа Ахрару. Недаром один из современников писал, что «почти вся власть в государстве находится в руках шейха, и недалеко то время, когда и остатки ее уплывут из слабых рук Ахмеда-мирзы». Характерно, что когда к постели тяжело захворавшего на склоне лет Ходжа Ахрара понадобилось пригласить квалифицированного врача, его пришлось вызвать из Герата. Алишер Навои и другие представители гератских культурных кругов не без достаточных оснований высказывались в том смысле, что Самарканд отличался тогда «грубыми нравами». А гератский поэт Ариф советовал отъезжавшему в 1455 г. из Герата в Самарканд культурному шейх-уль-исламу Бурхан-ад-дину взять с собой стихи, так как «такого рода сладости трудно найти в Самарканде и Бухаре». Самарканд уже не мог равняться с Гератом блеском окружавших его культурных сил и разнообразных талантов, но говорить о полном прекращении умственной деятельности было бы неверным. Здесь продолжали функционировать медресе, велась строительная деятельность. Сын Ходжа Ахрара отличался начитанностью и ученостью. А брат и преемник по самаркандскому престолу Ахмеда-мирзы султан Махмуд обладал познаниями в области математики.             Ишратхана упоминается в сочинении 30-х годов XIX в. «Самария», написанном сыном самаркандского казия Абу Тахиром Ходжой. В нем совершенно определенно указано, что Ишратхана является мавзолеем, основанным некой женщиной Хабибой Султан-бегим, дочерью эмира Джелал-ад-Дина.

Первое упоминание в европейской литературе восходит к 1841 г., когда член русского посольства в Бухаре топограф Яковлев, составляя план Самарканда, отметил здание к юго-востоку от ворот Каландар-хана крупным условным знаком и надписью «Строение времен Тимурленга». План был приложен к труду Н.В.Ханыкова, посвященного описанию Бухарского ханства.

Первая краткая публикация связана с именем известного путешественника, естествоиспытателя А.П.Федченко в 1869 г., когда его верный спутник и жена, ботаник О.А.Федченко сделала рисунок общего вида мавзолея, помещенный в вышедшем из печати «Туркестанском альбоме» под заглавием «Ишратхана – развалины увеселительного дворца Тимура».

В 1871-1872 гг. по распоряжению К.П.Кауфмана ориенталист А.Л.Кун был занят составлением археологической части «Туркестанского фотографического альбома», в который были включены снимки общего вида памятника со схематическим планом и разрезом усыпальницы. Вместе с рисунком О.А.Федченко упомянутые фото и чертежи являются наиболее ранними иконографическими материалами по данному мавзолею.

За первым периодом некоторого внимания к Ишратхане наступает пора забвения. Наступившее с середины 90-х годов XIX в.  некоторое оживление вокруг памятников Самарканда не прошло бесследно для Ишратханы. В.В.Бартольду во время его пребывания в Средней Азии в 1893-1894 гг. говорили об Ишратхане, связывая ее с несторианским памятником, который затем, якобы, был превращен в увеселительный дворец.

Вскоре В.Л.Вяткин у самаркандского жителя Таджеддина Ходжаева обнаружил интересный документ 1464 года, составленный в Самарканде над могилой одной из дочерей тимурида Абу Саида и передающий в вакф усыпальнице (над могилой одной из дочерей Абу Саида) земельного участка, рабов и разного имущества, принадлежавших некой женщине Хабибе Султан-бегим. К участию в оформлении данного акта было привлечено до 60 человек из духовного звания, придворных чинов, лиц высшей администрации, царевичей, царевен, брат государя Манучехр Султан и даже сам султан Абу Саид. Местом составления документа избрали кабинет самаркандского казия Абу Мансура Мухаммеда, сына прославленного за свою неподкупность, прямоту и справедливость казия Мухаммеда Мискина, смело и наотрез отказавшегося в 1449 г. скрепить своей печатью незаконный в его глазах приговор над свергнутым с престола Улугбеком.

По шариату для признания законности вакуфного документа достаточно утверждение его одним казием при двух свидетелях. Однако высокое положение вакуфозавещательницы и важность цели завещания вызвали интерес к документу и других должностных лиц.

Абу Саид не присутствовал в кабинете казия; его печать была приложена к документу по доверенности. Там же была печать 8-летнего Омар Шейха – будущего отца Бабура, получившего в 4 года в управление Фергану. Кроме того,  на документе имеется печать уже престарелой к моменту составления вакфа Султан-бика, дочери Алладада – полководца Тимура, впоследствии ставшем «главным эмиром» Халиль Султана и казненный Шахрухом после занятия им Самарканда в 1409 г.

Характерно отсутствие печати наследника престола Ахмеда-мирзы, воспитанника Ходжа Ахрара, оставшемся в стороне от составления вакуфного документа. Возможно, наследник престола уклонился от участия в оформлении этого акта не без влияния своего воспитателя. Возможно потому, что к составлению документа был привлечен политический противник ишана шейх-уль-ислам Бурхан-ад-дин. Можно предположить, что сама вакуфодательница и ее окружение принадлежали к придворной группировке, оппозиционно настроенной к Ходжа Ахрару и его партии. Кроме того, должно быть, матери у Хавенд Султан и Ахмеда-мирзы были разные.

            Несомненно, что вакуфодательница Ишратханы занимала очень видное положение при дворе и была, судя по исключительно пышной титулатуре, весьма знатного рода. На печати она именуется дочерью эмира Сухроба, в тексте документа значится как дочь великого эмира Джелал-ад-дина Сухроба. Как дочь эмира Джелал-ад-дина фигурирует и в тексте «Самарии».

Имя Джелал-ад-дина Сухроба можно отождествить с крупным и влиятельным эмиром первой половины XV в., известным по письменным источникам под именем Джелал-ад-дина Фирузшаха. Живший сначала в Самарканде, где им было построено медресе, он с 1407 г. почти четверть столетия состоял начальником всех военных сил государства Шахруха. Когда в 1444 г. Шахрух заболел, Джелал-ад-дин неосторожно, по совету Гаухар-Шад (жены Шахруха), принес присягу ее ставленнику Ала-ад-дауле, как наследнику престола. По мнению В.В.Бартольда, это послужило причиной немилости, постигшей эмира и его сына, к которому впоследствии перешла должность начальника войска. Тогда же его дочь Хабиба Султан могла получить в наследство и принадлежавший отцу «Баги-Фируза», в котором затем был построен мавзолей, и земли селения Сарай Малик на левом берегу Даргома, часть которых она завещала в вакф усыпальнице.

Это находится в соответствии со словами Абу Тахира Ходжи, который писал, что Хабиба Султан соорудила мавзолей именно над могилой своей дочери, правда, названной им под другим именем – Сахиби Давлет-беги (вместо Хавенд Султан). Возможно, ее настоящее имя было или забыто к XIX в., или у Хабибы Султан-бика была еще дочь, также погребенная в Ишратхане, и имя ее было известно по эпитафии на мраморной плите, которая оставалась уцелевшей дольше других.

            По вакуфному документу в вакф передавалось:

• половина селения Сарай Малик с указанными границами;

• 20 пар голов волов;

• 32 человека рабов и рабынь;

• 12 голов верблюдов «люк» (одногорбых);

• ковры, посуда, ткани, кандили (канделябры) – 12 штук;

• Кораны в сафьяновых переплетах, 1 – обработан золотом.

Ишратхана была построена в западном углу Баги-Фируза, обнесенного огромным дувалом. Площадь Баги-Фируза, судя по едва заметным в рельефе признакам (еще в 1940 г.), составляла 1,5 га.

С 1919 г. Ишратхана прочно входит в научный обиход и получает широкую известность в кругах специалистов. В связи с празднованием 500-летнего юбилея Алишера Навои было принято решение СНК УзССР об археолого-архитектурном изучении Ишратханы, к которому приступили с октября 1939 г.

Исследования 1940 г. показали, что мавзолей стоит на солидном фундаменте, углубленном почти на 5 метров. Находки ниже уровня пола большого количества кашинных плиток голубого, синего и зеленого цвета показывают, что изготовление их шло на месте строительства. Под полом в большом количестве обнаружены: мраморная крошка, куски разбитых во время работы кашинных плиток с позолотой, осколки плоских цветных стекол фиолетового, желтого, голубого, синего цветов, по составу шихты мало отличающихся от современного стекла. Стекла вставлялись в мелкие ячейки панджары.

Среди мавзолеев Ишратхане принадлежит особое место. Это не однокомнатный объем, а сложный комплекс взаимосвязанных помещений, включающих мечеть со строгим скромным интерьером, парадный апартамент с богатой росписью в технике кундаль, где останавливались похоронные процессии для последней молитвы, мион-сарай (анфилада из трех небольших, парадно оформленных помещений), целой группой помещений 1 и 2 этажа, играющих, вероятно, служебную роль. 4 винтовые лестницы ведут на второй этаж, где размещена группа небольших комнат, выше ступеньки ведут на плоскую крышу, в прошлом огороженную барьером. В Ишратхане есть также и подземный этаж – склеп 8-гранной формы, перекрытый куполом, пролет которого равен 8,5 м. По размерам и богатству отделки он не имел себе равных в среднеазиатском зодчестве. Стены склепа опоясывала яркая мозаичная панель, пол был выстлан мраморными плитами. В склеп можно было спуститься из мион-сарая и главного зала.

            К концу XV в. больше 2 десятков женских и детских могил скопилось в склепе Ишратханы. Дно могил устилалось тонкой корой тополя, сверху покрывалось камышовой циновкой, могилы закладывались досками и сверху засыпались землей. Покойников клали обычно в вытянутом положении головой на север, иногда с поворотом лица на запад.

Внешние объемы стен остались традиционными: в центре портал с предполагаемой высотой до 16 метров, купол на высоком барабане, достигающий высоты 20 метров с диаметром 5,2 м. Черты новаторства сказались в новизне комбинаций и пропорций этих форм. Так, высота барабана с куполом равна по высоте 2-этажному мавзолею. Объемная композиция этого здания столь продуманна и своеобразна, что наряду с планировкой ставит ее в разряд уникальных сооружений. Ишратхана является кульминационной точкой среди других династических усыпальниц, последующие столетия уже ничего подобного не создали.

Относительная простота наружной декорировки Ишратханы контрастирует с великолепием ее парадных помещений – центрального зала и мион-сарая. В этом коренное отличие памятника от построек начала столетия. Для начала столетия – титаническая мощь объемов, призванная поразить; в Ишратхане – сдержанное нарядное изящество, противопоставленное основному художественному эффекту, доступному для тесного аристократического круга родственников и приближенных. «Камерный» характер Ишратханы делает ее как бы антиподом другого сооружения – мавзолея Гур-Эмир, рассчитанного на поток людей. В эту интимную фамильную молельню, уводящую от безрадостных мыслей, какие внушал тревожный век последних Тимуридов, допускался лишь избранный круг посетителей.

В Ишратхане была впервые применена в больших масштабах новая конструктивная система пересекающихся подпружных арок и щитовидных парусов, которая явилась огромным завоеванием инженерной мысли в среднеазиатском зодчестве середины XV века. В различных помещениях Ишратханы применено свыше 10 различных вариантов этой конструкции, запечатлевших творческие поиски инженерно-технических решений.

Новое архитектурное решение вызвало и новые декоративные приемы. Впервые встречается здесь техника стенной живописи – «кундаль». Сущность ее в том, что основной узор делается рельефным, фон покрывается золотом, а рисунок окрашивается в разные цвета, или, наоборот, золотят орнамент, окрашивая фон. Росписи главного зала и мион-сарая Ишратханы очень пострадали от времени и непогоды.

            Ишратхана – одно из самых утонченных произведений мастеров: мерцание золота, мягкий свет, льющийся сквозь разноцветные стекла, тишина помещения внушали чувство умиротворения и покоя.

В 1468 году в далеком Азербайджане были разбиты остатки поредевших от дезертирства войск Абу Саида. Сам он попал в плен к Узун-Хасану, и ему вскоре отсекли голову. На самаркандском престоле оказался старший сын Абу Саида – Султан Ахмед (умер 21 февраля 1490 г. в горном кишлаке Камангаран), занимавший его 25 лет и передавший бразды правления в руки Ходжа Ахрара.

Изменившееся положение не прошло бесследно для мавзолея, который в 1469 г. еще продолжал стоять в лесах. У него так и осталась частично недовершенной облицовка изразцами главного портала.

В 1500 и 1501 гг. в районе Ишратханы разыгрались события упорной борьбы Тимурида Бабура с Мухаммедом Шейбаниханом. Горстка храбрецов из войска Бабура в 1500 г. с помощью лестниц удачным  штурмом взяла укрепление у ворот Фируза, через которые проник затем и сам Бабур, в то время как Шейбанихан бежал из него через ворота Аханин. Несколько позднее под городскими стенами со стороны тех же ворот Фируза не раз раздавались призывные звуки литавр и военные кличи неприятеля, начинавшего длительную осаду города. Незадолго до его сдачи в 1501 г. Шейбанихан расположил свою штаб-квартиру в окрестностях Гари-ашикон, что заставило Бабура перенести свое пребывание в находившийся почти напротив ставки врага дом Малика Мухаммеда-мирзы в квартале Куи-поян. И когда Бабур бежал навсегда из Самарканда вместе со своей матерью через ворота Шейхзаде, его счастливый соперник вошел в столицу через ворота Фируза.

С приходом к власти Шейбанидов не могло не измениться отношение к мавзолею членов свергнутой династии. Когда же пресекся род устроительницы и не стало законных мутевалли, усыпальница осталась без всякого надзора. Вакфнаме в создавшейся обстановке утратил свою юридическую силу и превратился в антикварный свиток, приобретя значимость ценного исторического документа. В склепе Ишратханы в XVI в. продолжали еще кого-то хоронить.

В XVII в. в Самарканде наступила новая вспышка строительной деятельности. Ишратхана лишилась своей мраморной панели, в крупных плитах которой нуждались возводившиеся на Регистане медресе Шер-Дор и Тилля-Кари. Мраморные намогильные плиты перетащили на соседнее кладбище Абди-Дарун, где старые эпитафии были заменены именами новых лиц. Быть может, за счет кирпича с Ишратханы построены были тогда же кельи с восточной стороны ханаки Абди-Дарун, в стенах и в полу около которой имеются отдельные мраморные плиты от наружной панели мавзолея Хавенд Султан.

В первой половине XVIII столетия уроженец Мекки шейх Баба Ходжа Сафо получил участок земли вблизи Ишратханы и основал на месте бывшего Гари-ашикон «такие» — монастырь дервишей ордена каландаров, получивший позднее название «Каландархана».

Среди членов «такие» был, очевидно, и каландар Шах-Джугут («Царь Иудейский»), который был чуть ли не единственным жителем Самарканда в период его запустения между 1723 и 1730 гг.

Существует еще одна легенда, которая в какой-то мере объясняет заброшенность мавзолея.

По легенде во время пира Тимура в Ишратхане Улугбек, вычислив по гороскопу деда грозящую ему опасность, ворвался верхом на коне, с обнаженной саблей в руках в зал, вынудив пирующих разбежаться. И в тот же миг, когда последний из эмиров покинул пиршественный зал, раздался подземный гул, и толчок ужасного землетрясения обрушил своды Ишратханы в том месте, где еще мгновение назад возлежал Тимур и его приближенные. Грозный Тимур милостиво отнесся к дерзкому поступку Улугбека, спасшему ему жизнь. Здание же Ишратханы, чуть не ставшее могилой Тимура, никогда больше не ремонтировалось.

АВТОРСКИЙ ТУР ПО САМАРКАНДУ ОТ МЕСТНОГО ТУРОПЕРАТОРА ПО УЗБЕКИСТАНУ «АЛЬ САМАРКАНД»